Проект, посвященный цифровым правам и свободам, а также анализу развития Интернета в различных странах, продолжается. На этот раз изучим, как обстоят дела в государстве, управляемом бессменным правителем с 1994 года. Правильно, мы направляемся в Таджикистан! Страна, 93 % территории которой занимают горы.
Нашим приглашенным гостем стала Парвина Ибодова — эксперт по вопросам цифровых прав и безопасности. Более 20 лет она работает в сфере информационно-коммуникационных технологий Таджикистана, поэтому получилось сформировать яркую и полную картину того, что происходит с цифровизацией в этой стране.
Кратко:
- Проблема ИКТ в Таджикистане — ведомственный феодализм, когда каждый орган хочет монополизировать свою сферу.
- Пока мэр Душанбе знал и понимал технологии, цифровые проекты существовали и использовались в работе органов управления, когда мэр сменился, проекты заморозились.
- В Таджикистане деятельность операторов мобильной связи и Интернета облагается акцизным налогом 7%, как предмет роскоши.
- В Таджикистане существует закон, запрещающий детям использовать телефоны в школе. А в ВУЗы запрещено приносить гаджеты.
- Министерство юстиции Таджикистана лучше других министерств воспринимает нововведения и исполняет их.
- ‘Пуля попала в провод’ — объяснение Службы связи по поводу блокировок в регионах.
- Закону по персональным данным уже 3 года, но нет механизмов его реализации.
- У каждого таджика в смартфоне есть примерно пять VPN-ов. Однако отключения Интернета полностью в стране никогда не было.
- Все реальные оппозиционные силы Таджикистана находятся за границей.
Ведомственный феодализм в Таджикистане
Редакция (далее Р.): Добрый день, Парвина! Рады возможности задать Вам несколько вопросов! Начнем с того, как Вы вообще в целом оцениваете уровень свободы Интернета в Таджикистане? Какие есть позитивные и негативные моменты в его развитии?
Парвина Ибодова (далее Парвина): Однозначного ответа я не смогу дать, потому что где-то есть плюсы, где-то минусы, но, скажем, Интернет у нас частично свободный. Например, моя организация, которая существует с 2001 года, как проект, а с 2003 года, как НКО, первые 10 лет посвятила работе по внедрению, развитию и поддержке новых технологий в стране. Потом мы пришли к выводу, что технологии внедряются сами, это бизнес, то есть их не надо толкать. Нужно сделать так, чтобы все эти технологии работали во благо всей страны. И мы поменяли вектор своей работы и сейчас добиваемся от государства и от бизнеса, чтобы была создана формула информационно-коммуникационных технологий ( далее ИКТ) для развития всех отраслей: медицины, экономики, сельского хозяйства и т.д. Вот в этом плане есть какие-то плюсы. Из минусов у нас регуляторная ситуация, когда каждый регулятор давит на что-то, требует что-то; устанавливаются ограничения со стороны соответствующих спецслужб — не без этого.
Нужно сделать так, чтобы все эти технологии работали во благо всей страны
Р.: Парвина, кроме общей картины здесь хочется уточнить, какие диалоги ведутся между государством, бизнесом, НКО в сфере развития Интернета? Как Вы оцениваете коммуникацию внутри страны?
Парвина: Существуют госорганы, которые очень охотно разговаривают, но есть и те, кто абсолютно не желает этого диалога. Это зависит от того, как руководитель того или иного госоргана сам воспринимает и использует эти технологии.
Р.: А приведите какие-нибудь примеры успешного диалога с госаппаратом?
Парвина: Мы очень успешно реализовывали проект в 2011 году, когда первое лицо было заинтересовано в этой реализации. Мы пришли в мэрию Душанбе с небольшим проектом на 10 тысяч долларов. Проект был социальной направленности и назывался “Мы можем”, наподобие, как у Обамы, кампания “Yes, we can”. Суть в том, что мы создали портал, на котором можно было отслеживать, какие в городе происходят точечные коммунальные проблемы. Например, красный кружок значит, что в каком-то районе нет света. Мэру очень понравилось, и он поставил огромный экран у себя в кабинете и отслеживал, где какие красные точки горят, когда они становятся зелеными или почему не становятся. В мэриях всех четырех районов Душанбе работали с этим проектом. И 4 года, пока нам не поменяли мэра, проект успешно действовал. И даже, когда у нас закончилась финансовая поддержка, так как нам давали деньги только на внедрение проекта, мэрия начала сама выделять средства на содержание операторов по обработке запросов, то есть не забрала себе, а вполне работала с этим проектом на аутсорсе.
Р.: Что же произошло с проектом, когда Вам поменяли мэра?
Парвина: Сейчас мэр у нас — сын нашего Президента. Проект заморозили и, к сожалению, огромному, он до сих пор в замороженном состоянии. Я к тому, что руководитель решает все. Очень надеемся, что наш нынешний мэр также захочет либо восстановить либо внедрить нечто подобное. Это весьма полезный и удобный способ ведения совместных усилий, как со стороны власти, так и общества.
Руководитель решает все
Р.: А как бы Вы оценили текущую ситуацию в Таджикистане? Какая сейчас самая большая проблема?
Парвина: Главная проблема по развитию всех отраслей ИКТ… Мы с ребятами придумали фразу “ведомственный феодализм”. Это то, что характеризует текущую ситуацию. То есть каждый госорган пытается взять на себя монополию чего-либо. Например, регулятор ИКТ развития — Служба связи — у нее свои амбиции. А налоговый орган, например, придумал облагать акцизным налогом деятельности операторов мобильной связи и Интернет.
Р.: Но ведь только вредные вещи и предметы роскоши облагаются акцизами. А здесь какое обоснование?
Парвина: Мобильная связь — передовая вещь, которая всегда приносит доход. Видимо, кому-то не нравится, что такой высокий доход у мобильных провайдеров. И в 2012-2013 годах впервые ввели акцизный налог, это была очень странная ситуация. Нашим провайдерам принесли уведомление от Налогового комитета, что нужно платить акциз на мобильную связь 3%, потом перекинули и на провайдеров Интернета, потом стал 5% налог, с января этого года в Налоговом кодексе закреплено 7%. Мы обжаловали решение. Генпрокуратура, Конституционный Суд не дают никакого толкового обоснования. Получается, Интернет у нас приравнивается к роскоши, и это акциз на роскошь.
Интернет у нас приравнивается к роскоши
Р.: Интересная ситуация.
Парвина: Да, в целом страна быстро могла идти вперед по технологиям. Таджикистан первый в Центральной Азии апробировал и запустил 3G связь. У нас и 5G ребята запатентовали. И после такого взлета вот этот акциз на Интернет, и огромные штрафы, которыми облагаются наши провайдеры и операторы, откатывают развитие назад. Из-за таких управленческих решений многие, кто работал в этом секторе, уехали за границу.
Р.: Является ли “ведомственный феодализм” причиной того, что госорганы не выходят не на какие диалоги, не интересуются особо ничьим мнением? Нет такого мышления у них, что “мы здесь управляем, и ничего нас не волнует?”
Парвина: Да, абсолютно. Например, даже Министерство образования, которое должно обучать, в том числе, по использованию технологий в образовательном процессе, пролоббировало нормы в закон, запрещающие детям использовать телефоны в школе. А в ВУЗы запрещено приносить гаджеты. То есть как обучать людей, используя технологии, — вопрос открыт, потому что по закону нельзя приносить никакие устройства в учебные заведения. Периодически проходят рейды, когда детей обыскивают у входа, забирают телефоны, а мы, родители, потом ездим в милицию, платим штраф и возвращаем телефон. Этот абсурд в том числе относится к “ведомственному феодализму” со стороны Министерства образования.
Детей обыскивают у входа, забирают телефоны
Р.: А есть ли какие-нибудь свежие позитивные истории по поводу развития Интернета и технологий в Таджикистане? Может, недавно удалось какую-то проблему решить с помощью диалога?
Парвина: Да, есть моменты, конечно, позитивные. Например, Служба связи приняла нормативный акт, обязывающий всех обладателей сим карт перерегистрировать их на новые паспорта, так как был принято решение о введении паспортов нового образца. Все это нужно было сделать очень быстро, что невозможно, ведь у нас многие эмигрировали, студенты и так далее. Мы оттянули срок вот уже на 2 года. Посмотрим, что будет дальше, но пока нас услышали, что это невозможно так быстро все поменять.
Также мы отстояли точку зрения, что не нужно вводить единый СМС-шлюз. В Таджикистане Служба связи создала Единый коммутационный центр (далее ЕКЦ), через который аккумулируются международные услуги связи и Интернета всех операторов и провайдеров страны. ЕКЦ заработал и приносит большие бонусы регулятору, но и большие проблемы провайдерам, которые огромные средства платят за использование шлюза. Качество интернета упало, но Служба связи утверждает, что ЕКЦ не при чем. Кроме того, это небезопасно, так как в случае атаки на этот единый шлюз вся интернет связь и мобильная связь пропадет. Но нас слушать не хотят. Так вот, по примеру ЕКЦ хотели создать СМС-шлюз, чтобы весь СМС-трафик проходил через этот единый шлюз национального оператора. Но эту идею мы не дали реализовать путем диалогов, объяснений, встреч и так далее.
Госорганы и онлайн информирование общества
Р.: Перейдем к теме информирования общества о работе госорганов. Скажите, насколько информативные сайты госорганов в Таджикистане? Как формируется общение чиновников с обществом через Интернет, эффективно ли?
Парвина: У нас есть Постановление Правительства, которое обязывает все госорганы присутствовать в сети Интернет. Любое Министерство и ведомство должно иметь сайт с определенными критериями, какая информация должна быть представлена и т.д. Тем не менее очень мало сайтов, которые действительно хорошо работают. На некоторых сайтах только устав и несколько фотографий какого-нибудь чиновника с дыней в руках или на хлопковом поле с описанием поездки. Наверное, только Налоговый комитет, Таможенная служба, Национальный банк, Министерство финансов имеют удобные для использования сайты. В основном, фискальные органы прогрессивные в плане присутствия в Интернете. Еще на портале МИД можно оформить электронную визу, что очень удобно, и потом просто получить ее в аэропорту.
Р.: А в социальных сетях как обстоят дела?
Парвина: В Facebook есть мэр города Душанбе. Предыдущий мэр точно сам вел свою страницу, мы с ним часто общались по проблемным вопросам. Сейчас, возможно, кто-то ведет страницу нашего нынешнего мэра.
Р.: А по контенту?
Парвина: В основном отчетность о деятельности, когда реализованы какие-либо проекты, куда-то съездил мэр и т.п. Описания каких-то острых проблем нет. Вопрос-ответ бывает, как рубрика, находит отклик, когда тэгают мэра (прим.: тэгать — отмечать аккаунт определенного пользователя в Интернете) в Facebook.
Мы проводим мониторинг работы различных сайтов и отслеживаем блокировки ресурсов или определенного контента, потом результаты отдаем интересующимся лицам, иногда делаем мониторинги на заказ.
Р.: А каким способом, кроме самостоятельных мониторингов, заинтересованные лица могут получать информацию? Может быть, непосредственно от госорганов?
Парвина: Есть такой способ получения информации, как пресс конференции, которые должны проводиться министрами раз в три месяца. Однако они практически бесполезны, потому что приходят вторые и третьи лица (все министры становятся заняты в эти дни) и буквально выделяют 30 минут, из которых 25 минут читают пресс-релиз, который висит у них на сайте уже полгода и 5 минут оставляют на вопросы-ответы, где фактически бесполезно что-то спрашивать. Есть сайт Президента, сайт Парламента, однако контент тоже либо про поездки какие-то, либо, как на сайте Парламента, исключительно про принятые законы.
25 минут читают пресс-релиз, который висит у них на сайте уже полгода
Р.: Многое ли можно сделать у Вас через Интернет в сфере услуг? Как развиты порталы госуслуг?
Парвина: У нас есть Закон о госуслугах, который делали,кстати,мы. Мы очень долго работали над ним с Министерством юстиции. У нас была целая группа, которая состояла из представителей разных ведомств, бизнес сообщества и НКО. Два года писали и 3 года лоббировали, особенно было сложно, потому что Закон содержит элементы работы с новыми технологиями.
Р.: Новые технологии вызывают сложность у госорганов?
Парвина: Да. Не все хотят такую прозрачность, контакт face-to-face, повышенная ответственность. Момент коррупции пропадает, когда электронные госуслуги вводятся. Очень много было сопротивлений до последнего. Но как-то мы в итоге приняли Закон в апреле 2020 года. Это наша победа. И, к счастью, добились, чтобы Министерство юстиции было регулятором этого Закона.
Р.: А почему МинЮст ответственный за госуслуги? У нас тоже принцип “Одного окна” реализуется через МинЮст, но мы не очень это понимаем. Почему именно МинЮст, как Вы считаете?
Парвина: В Грузии тоже вся эта концепция реализована МинЮстом. Честно, не знаю, почему они, но в случае Таджикистана, очень хорошо, что МинЮст. У нас это одно из Министерств, которое хорошо воспринимает нововведения и исполняет их.
Руководство там — мобильные и ответственные люди.
Руководство МинЮста — мобильные и ответственные люди
Р.: Парвина, а насколько у Вас госорганы просвещенные в теме технологий? Бывают ли казусы, как у нас, например, Вице-премьер заявлял про “самые современные трафики”, что стало мемом. Поделитесь своими крылатыми выражениями специалистов государственного сектора, если они имеются.
Парвина: Есть нюансы, конечно. Например, один из бывших руководителей Службы связи почему-то всегда называла Microsoft “Микрософтом”, невозможно было объяснить что-то про “Майкрософт”. Но самая крылатая фраза, которую знает каждый таджик, — фраза руководителя Службы связи. У нас есть достаточно неспокойный регион — Памир, где периодически блокируют связь. Когда руководителя Службы связи спросили в 2012 году на пресс-конференции, почему нет связи в этом регионе, ведь не объявлена никакая чрезвычайная ситуация, он сказал, что ничего не может сказать, кто его знает, что там происходит, может, там пуля попала в провод. И эта фраза стала бесконечным источником мемов и по этой фразе специалисты из Таджикистана в сфере технологий узнают друг друга.
Пуля попала в провод
Продвижение идей цифрового развития
Р.: А как в целом происходит прогресс: как-то автономно, и ведомства подстраиваются, либо же есть какая-то сила в руководстве, которая прогресс обеспечивает? Например, в РФ в период Медведева многое делалось в направлении технологий, потому что, как ни крути, он был знаком с технологиями.
Парвина: В большинстве случаев для успешной работы должна быть группа людей или какой-то человек в аппарате Президента, в министерствах, который поможет в реализации идей. Просто прийти “из ниоткуда” сложно с идеей, гражданской инициативой, потому что у нас не очень жалуют НКО. У нас есть наработанная база чиновников, депутатов, ИТ-специалисты, с которыми мы работаем.
Р.: То есть обязательное наличие стейкхолдеров для продвижения идей?
Парвина: Безусловно. Тем более, что это Восток. Есть такие моменты, когда на высоком уровне говорит Президент что-то, и мы берем буквально цитату, делаем лозунгом, и потом при продвижении идеи апеллируем к тому, что “А вы что, не слышали? Это сказал Президент, нужно делать”.
Р.: А как Вы оцениваете, руководство государства — это скорее друзья или враги технологиям, например, с точки зрения цензуры, блокировок?
Парвина: Бывает, что Служба связи блокирует ресурсы и блокировки сайтов объясняет информационной безопасностью. В некотором смысле, для госорганов часто цифровизация — что-то нехорошее. Но сейчас этого меньше, и все-таки я не могу сказать, что Служба связи — враг технологий. Принята Концепция развития цифровой экономики, Национальная программа 2030, в которой сформулирован приоритет “Таджикистан должен быть цифровым Хабом (прим. Hub – основа, центр внимания)”. Кроме того, искусственный интеллект стал очень модной темой, то есть востребованность темы и на госуровне действительно есть. В прошлом году в Послании Президент дал установку создать Агентство по цифровым и инновационным технологиям при Президенте. Орган создан пока только де-юре, и теперь мы ждем начала деятельности этого органа. Потому что на сегодняшний день нет единого органа, ответственного за технологическое развитие страны в целом, такое Агентство очень актуально, на него возлагают большие надежды. Любые проекты Всемирного Банка или Евросоюза, к примеру, сложно реализовывать, так как нет единой точки входа на цифровой рынок Таджикистана.
Таджикистан должен быть цифровым Хабом
Электронные порталы госорганов
Р.: На сколько Таджикистан движется в сторону электронного правительства? Электронные выборы,например, обсуждается ли идея?
Парвина: Концепция внедрения электронного правительства была принята еще в 2011 году, но исполняется она слабо. Электронных выборов у нас нет, электронного голосования тоже. Сейчас идет разговор о том, чтобы архивы МинЮста создать в электронном формате, и чтобы можно было подавать различные заявления на выдачу свидетельств о рождении, смерти, регистрации в ЗАГСах через Интернет. Хотя бы такие услуги перевести в цифровой формат.
Р.: В общем, в садик на очередь нельзя встать через электронную систему?
Парвина: Нет, пока нет. Медленно, но верно движемся, но успехов пока мало.
Р.: А суды в Таджикистане сейчас как проходят — очно или дистанционно?
Парвина: К сожалению, с судопроизводством большие проблемы. Закон о деятельности судов имеется, по всей видимости, переписанный из законодательства РФ. Закон обязывает суды быть представленными в Интернете. Но сделали хитро: переписывали Закон РФ, но убрали все нормы про ответственность, которая может быть возложена на административный аппарат. По российскому Закону суды должны публиковать все решения, постановления и т.д. У нас только время работы, телефоны, адреса, какие-то общие административные вопросы указаны на сайтах судов. В целом, дистанционное судопроизводство отсутствует, и в беседах об этом говорят даже, что запрещено, но непонятно по какому основанию.
(Не)регулирование персональных данных
Р.: Перейду к теме персональных данных. Задумываются ли люди, общество, где они оставляют персональные данные, кто и как их использует? Есть ли понимание того, что персональные данные нужно защищать?
Парвина: У нас принят Закон о персональных данных. Практически два года работали над ним, в 2018 году приняли. Регулятор — Служба связи. Отдельного органа у нас нет. А в Службе связи специалистов по защите персональных данных практически нет. Закону уже 3 года, но, насколько нам известно, нет ни одного механизма реализации. Большинство людей отдают спокойно паспорта, компьютеры, все, что попросят любые проверяющие лица. Очень много компаний, в которых собирается большой массив данных. Где все это хранится, кто за это отвечает — никому неизвестно. Закон не работает абсолютно.
Закону уже 3 года, но нет ни одного механизма реализации
Р.: А отдать МинЮсту, как самому открытому к технологиям министерству, не было такой идеи, если это такое продвинутое министерство?
Парвина: Мы очень лоббировали эту идею. И сам Минюст хотел взять себе регулирование персональных данных. Они тоже принимали активное участие в разработке Закона, но в последний момент отдали Службе связи. Зачем это было сделано, я понять не могу.
Р.: Технически можно покупать базы данных в Таджикистане достаточно легко?
Парвина: Получается, что да. Сейчас это серая зона. Функция регулятора есть, но работы никакой не ведется. Но поскольку этот Закон — наше детище, мы стараемся сейчас подключить некоторых стейкхолдеров, в том числе международные организации, которые имеют выход на Правительство. Хочется, чтобы начала развиваться нормативная база по защите персональных данных, чтобы нас поддержали в этом стремлении.
Р.: Любит ли государство международные мероприятия в сфере цифровизации?
Парвина: Здесь могу похвалить. Госорганы интересуются, причем на высоком уровне. Мы проводили конференции по электронному Правительству с гостями уровня Советника Президента. Очень важно, чтобы высокопоставленные чиновники понимали, что международные мероприятия — это имидж и развитие. Их понимание очень помогает в продвижении инициатив. Например, государство в курсе IGF (прим. Internet Governance Forum; в 2021 г. проводился в г.Катовице, Польша) и поддерживает такие мероприятия.
Цензура и блокировки
Р.: По вопросу цензуры еще вопрос. Блокировка Интернета — это ЧП или норма?
Парвина: Изначально это воспринималось, как ЧП. Много возмущались, выходили на переговоры с Правительством, подключали СМИ и международные организации к освещению блокировок в 2005-2010 годы. Сейчас все привыкли, никто уже не воспринимает это, в принципе, как новость. Может, из-за того, что блокировки часто происходят, может быть, из-за того, что все умеют их обходить и прекрасно знают, что такое анонимайзер, торрент и VPN. У каждого таджика в смартфоне есть примерно пять VPN-ов, которые мы используем, когда что-то блокируется.
У каждого таджика в смартфоне есть примерно пять VPN-ов
Р.: Что-то напоминает… Скажите, а бывает ли тотальное отключение Интернета, когда VPN не помогает?
Парвина: Отключения Интернета полностью в стране никогда не было. Однако периодически блокируются ресурсы, например, Facebook в неспокойный регионах. На данный момент на границе с Афганистаном и Кыргызстаном периодически возникают конфликты и больше всего в такие моменты возможно какие-то шаги, со стороны некоторых ведомств по ограничению доступа
Отключения Интернета полностью в стране никогда не было
Р.: А сама процедура блокировки на сколько официальная / судебная? Кто вообще принимает решение, каким образом?
Парвина: Процедуры на уровне Закона никакой нет. Я думаю, умышленно. В 2010-2011 годах Служба связи посылала письма, где предупреждали, что “в целях информационной безопасности требуем закрыть определенные сайты”. СМИ публиковали эти письма. Теперь госорганы стали просто на уровне телефонных звонков предупреждать о блокировках, указывать провайдерам на то, какие ресурсы блокировать.
Р.: То есть из-за возможности пользоваться VPN и иметь доступ ко всем ресурсам через него, люди не считают блокировки серьезной проблемой?
Парвина: Да. Но кроме того, что все стали пользоваться VPN, количество блокировок уменьшилось также из-за того, что ввели налог на крупные компании, как Google. Более 20 транснациональных компаний платят налоги у нас с 2021 года. Государству не выгодно их блокировать, они пополняют бюджет.
Р.: “Бабло побеждает зло”. А отношение к блокировкам со стороны государства — это всегда про обоснование какое-то, или могут заблокировать и просто потому, что что-то не понравилось?
Парвина: Бывает по-разному. Если чиновник прочитал про себя что-то, что ему не понравилось, то тоже могут заблокировать ресурс. Случались такие “бытовые блокировки”, когда чиновник жаловался на новость про то, как он с любовницей слетал в Дубаи. Ресурс могли заблокировать на пару дней.
Р.: Здесь же хочется затронуть вопрос ответственности за высказывания в Интернете.
Парвина: Безусловно, цензура есть. Сразу отмечу, что ответственность за лайки и репосты существует, за это сидят многие ребята. В основном, это комментарии или другую какую-то деятельность в Одноклассниках или Вконтакте. Есть такое мнение, что в Одноклассниках сидят люди, которые 9 классов окончили, условно, а в Facebook уже цивильная часть населения. У нас очень много судебных решений за репосты и лайки именно в Одноклассниках.
Р.: А какие еще примеры цензуры можете привести?
Парвина: У нас есть Указ, по которому государственное информационное агентство Ховар вначале должно публиковать официальную информацию, и только потом все СМИ имеют право ее распространять. До публикации Ховара никто не имеет право писать никаких новостей про деятельность госорганов. Проблема в том, что Интернет — это быстрый источник информации, а Ховар может публиковать новости, актуальные на пятницу, в понедельник, например. Это уже никому не нужно и теряет смысл.
Р.: А люди откуда чаще получают информацию? Например, в Казахстане, как мы узнали у Ваших коллег, люди больше доверяют рассылке в WhatsApp, чем госканалам. А в Таджикистане как?
Парвина: Очень популярным становится TikTok и подобные ресурсы . Все популярные оппозиционные группировки, которые были в Одноклассниках или Вконтакте, переходят в TikTok, ведут там прямые эфиры и т.д. Общество, я бы сказала, разделяется: есть половина, которая любит слушать госканалы, а есть половина, которая слушает оппозиционные каналы. И, конечно, есть те, кто периодически друг к другу наведывается посмотреть. Чиновникам, например, интересно, говорят ли про них в этом TikTok, и что говорят. Мы знаем, что они создают левые ники, аккаунты в TikTok и мониторят.
Р.: Поделитесь еще, пожалуйста, тем, что происходит со свободой слова в Таджикистане?
Парвина: В последнее время, как я уже сказала, у нас много кейсов, когда сажают за активность в соцсетях. Часто люди даже не знают, что лайк или репост может служить реальным основанием для возбуждения уголовного дела.
Р.: За что можно сесть?
Парвина: Существуют две основные статьи в Уголовном кодексе: оскорбление Лидера нации, то есть Президента, и оскорбление госслужащих. Кроме того, часто садят за разжигание вражды или за призывы, пропаганду…Все это может вменяться за репосты, распространения.
Р.: Это отношения оппозиция-государство? Или стремление каких-то регионов отделиться? Или где возникают основные конфликты и что выступает основной причиной уголовной ответственности?
Парвина: Наша больная тема — регион Памир. Уже второй месяц там нет Интернета. По мнению некоторых структур, они хотят отделиться, по этой причине там все блокируется и ограничивается. Кроме того, раньше у нас действовала Исламская партия Возрождения, которая признана Верховным судом Республики Таджикистан террористической. За поддержание вот таких религиозных террористических группировок тоже существует уголовная ответственность.
Р.: В целом, комментировать что-либо страшно в соцсетях, или наказывают только за какие-то яркие примеры?
Парвина: Страшно. Особенно делать репосты. Наказание: 5 лет лишения свободы за лайк ребята получают. Никакого условного по этим статьям нет.
Никакого условного по этим статьям нет
Р.: Инакомыслие выжигается и достаточно жестко?
Парвина: Да.
Р.: А такое явление, как независимые СМИ присутствуют?
Парвина: Независимые СМИ говорят, что они существуют. У нас в обществе высокий уровень самоцензуры. Очень узкие рамки для действия СМИ.
Р.: А оппозиционные каналы связи есть?
Парвина: Внутри страны оппозиционных каналов нет. Все реальные оппозиционные силы за границей. У них там есть свои каналы связи, телевидение, соцсети. Этого действительно много за рубежом.
Все реальные оппозиционные силы за границей
Р.: Парвина, а Интернет в повседневной жизни гражданина Таджикистана присутствует? Насколько доступен?
Парвина: Да, тотально повсюду есть. На недавней пресс-конференции представители Службы связи заявляли , что в Таджикистане 4.2 млн. пользователей Интернета (прим. население Таджикистана 9,5 млн. чел.). Большинство пользуется мобильным Интернетом. Электронная коммерция, кошельки, банки через Интернет — все это развито.
Р.: Вы упоминали, что телефоны забирают у школьников, не разрешают пользоваться студентам. Есть ли еще какие-то категории граждан, которым нельзя пользоваться гаджетами/Интернетом?
Парвина: Военным, спецслужбам, я думаю, не разрешается, хотя много информации служебной, закрыто, конечно. Госчиновникам допустимо иметь только кнопочные рабочие телефоны. Но у всех при этом есть два-три телефона, это понятно.
Р.: Проникновение Интернета и мобильной связи — это все-таки больше заслуга бизнеса?
Парвина: Абсолютно заслуга бизнеса. Государство отдельно эти процессы не ставило целью.
Р.: Парвина, что бы Вы хотели напоследок пожелать Таджикистану в сфере развития цифровых технологий и Интернета?
Парвина: Когда-то Таджикистан по уровню развития технологий был впереди планеты всей. Очень хочется вернуться к этому, потому что умные ребята есть, технологии есть. В техническом плане проблем нет никаких. Но вот в плане полиси, сложновато. Хочется, чтобы власть поспособствовала тому, чтобы мы перешли из простых потребителей Интернета в производители. Пока только около 20% контента мы производим внутри страны, остальное — не наше. Те же образовательные ресурсы мы используем, в основном, рунет, потому что своих у нас нет. А нужно больше работать над своим, в том числе на таджикском языке.
Р.: Дай Бог нам всех передовых людей с передовыми мыслями! Спасибо большое, Парвина, за очень интересный диалог!
