Анализ практики ЕСПЧ демонстрирует, что ограничение государством свободы выражения мнения в Интернете в целом подчинено критериям, аналогичным использовавшимся в судебной практике по высказываниям и распространению информации традиционными средствами. Защита выражения мнения, предусматриваемая статьей 10, безусловно, распространяется на происходящее в Интернете: ЕСПЧ неоднократно отмечал, что статья 10 Конвенции гарантирует свободу получения и распространения информации и идей, при этом является применимой не только к содержанию информации, но и к средствам ее распространения – любое ограничение в функционировании подобных средств неизбежно является вмешательством в осуществление свободы.
Ключевые выводы ЕСПЧ по свободе слова в интернете:
- Блокировка доступа к контенту должна быть четко и должным образом обоснована, без использования общих фраз;
- В обосновании блокировки контента должен усматриваться поиск баланса между правами заинтересованных лиц и заявленной легитимной целью.
- При сомнении в обоснованности ограничения свободы слова следует исходить из узости свободы усмотрения государственных органов.
- Во всех случаях, когда имеется законодательная возможность блокировки контента, должна быть эффективная защита такого права;
- эффективная защита права предусматривает контроль предпринимаемых мер со стороны суда или иного независимого органа и возможность обозначения позиции заинтересованных лиц.
- Ограничения прав и свобод должны быть предсказуемыми, то есть при первом применении новых норм ограничения должны носить исключительный характер.
- Использование размытого понятия “экстремизм” для ограничения свободы выражения мнений, в частности, в случае отсутствия “насилия” в качестве квалифицирующего признака “экстремизма” или “экстремистской деятельности” вызывает беспокойство;
- Политический деятель, добровольно и открыто заявляющий о своих взглядах, должен быть готов принять критику таковых – если она не сводится к оскорблениям, нападкам личного характера.
- Требование доказать достоверность оценочного суждения может препятствовать осуществлению свободы выражения мнений.
- Даже относительно мягкое наказание в ситуации неправомерного ограничения свободы выражения мнений способно оказать сдерживающий эффект на реализацию этой свободы, что недопустимо.
Судьи ЕСПЧ признавали: все большее количество продуктов, услуг, информации становится доступным только при использовании Интернета. Все чаще политический контент, игнорируемый традиционными СМИ, доходит до целевой аудитории только благодаря распространению в сети. [Cengiz and Others v. Turkey, § 52] В связи со всем перечисленным, доступ к информации в Интернете, свободное ее распространение становится важным условием для полноценной реализации права, гарантируемого статьей 10 ЕКПЧ.
Ограничения свободы выражения мнения все так же должны иметь законное основание, преследовать одну из легитимных целей, перечисленных в п. 2 ст. 10 ЕКПЧ, и являться необходимыми в демократическом обществе.
1. Дело ООО “Флавус” и другие против России
(Flavus and Others v. Russia: 12468/15)
Ссылка на текст постановления:https://hudoc.echr.coe.int/eng?i=001-203178.
Дата вынесения окончательного постановления по жалобе: 16 ноября 2020 г.
Фабула дела:
Заявители – владельцы интернет-СМИ: ООО “Флавус”, которому принадлежит новостной сайт grani.ru, и Гарри Каспаров – создатель независимого интернет-медиа для освещения политических событий www.kasparov.ru. Третий заявитель – ООО “Медиафокус”, владелец «Ежедневного журнала» (ej.ru), в котором с 2004 г. публиковались аналитические материалы, преимущественно критические в отношении политики российского правительства.
В 2013 году в России были приняты поправки в Закон об информации, предоставившие Генеральной прокуратуре полномочия выявлять интернет-ресурсы, содержащие призывы к массовым беспорядкам, экстремистской деятельности или участию в несанкционированных массовых собраниях, и направлять требования о блокировке таковых. Требования должны были направляться Роскомнадзору напрямую, после – провайдеру услуг web-хостинга. Последний должен был немедленно заблокировать доступ к сайту и уведомить владельца о предпринятой мере в течение суток. Какой-либо контроль принимаемых мер со стороны судебной власти не предусматривался.
В 2014 году в Роскомнадзор поступили запросы Генпрокуратуры о блокировке сайтов заявителей в связи с освещением последними “массовых мероприятий незаконного характера”. В частности, на сайтах “Ежедневного журнала” и www.grani.ru размещались публикации о событиях в Крыму, протестах в связи с “Болотным делом” (исходя из текста запроса Генпрокуратуры, упомянутые публикации были расценены как “призыв к участию в незаконных мероприятиях”). Доступ к сайтам был заблокирован полностью, без указания на конкретные материалы, которые, по мнению сотрудников прокуратуры, нарушали законодательство Российской Федерации (при этом копию запроса Генпрокуратуры заявителям не передали).
Заявители обратились в национальный суд с просьбой о пересмотре принятой меры. Районные и городские суды не усмотрели в предпринятых действиях ограничение прав заявителей и отклонили жалобы, сославшись на тщательность проведенной прокурором оценки. Замена предположительно “противоправных” материалов на сайте Г-на Каспарова и повторное обращение к Роскомнадзору с просьбой о восстановлении доступа к сайту эффекта не возымели.
Позиции сторон
Заявитель:
- Тотальное ограничение доступа к сайту соразмерно фактическому запрету на деятельность СМИ (при этом свидетельств о регистрации в качестве СМИ заявители лишены не были);
- требования государственных органов отличались непредсказуемостью и непоследовательностью; отсутствие указания на конкретные материалы, которые Генпрокуратура считает противоправными, лишило заявителей возможности избежать мер по блокировке;
- отсутствовал механизм процессуальной защиты прав заявителей: предварительная оценка проводилась прокурором, а не судом или иным независимым органом с привлечением экспертов в области деятельности СМИ;
- законодательство не предусматривало возможности судебной оценки принятой меры до исполнения последней, что на практике дает Генпрокуратуре неограниченные полномочия по ограничению свободы высказываний посредством интернет-ресурсов.
Заявители утверждали, что целью российских государственных органов, очевидно, выступала не охрана общественного порядка, а предотвращение возможности распространения материалов касательно важных общественных вопросов из независимых источников. В любом случае, не были предприняты попытки найти баланс между необходимостью поддержания общественного порядка и правом заявителей на распространение информации.
Государство:
Позиция Российской Федерации сводится к утверждению, что контент, содержащий призывы к массовым беспорядкам и экстремистской деятельности, является противоправным, его распространение необходимо ограничить. Российские суды подтвердили законность решения прокурора и установили, что подобные призывы в материалах все же содержались, следовательно, заявителям следовало удалить противоправный контент. Что касается Г-на Каспарова, он действительно сообщил Роскомнадзору о том, что противоправный контент удален с интернет-ресурса, однако последующая проверка выявила, что материалы, которые Генпрокуратура сочла незаконными, все еще находятся на сайте.
Постановление ЕСПЧ: аргументация и ключевые выводы
В настоящем деле было установлено нарушение статьи 10 Конвенции.
Учитывая, что гарантии статьи 10 применимы и к средствам распространения информации, было установлено, что мера, препятствующая посетителям сайтов получить доступ к их контенту, является вмешательством государственного органа в осуществление права на получение и распространение информации.
Оценивая обоснованность такого вмешательства, ЕСПЧ перешел к изучению вопросов о том, было ли оно «предписано законом», преследовало ли легитимные цели, указанные в пункте 2 статьи 10, и являлось ли «необходимым в демократическом обществе» для достижения подобных целей.
У ЕСПЧ возникли сомнения относительно законности вмешательства, поскольку уведомления Роскомнадзора противоречили даже четкому положению национального законодательства, требующего указать URL веб-страницы, позволяющий найти противозаконный контент. Кроме того, ЕСПЧ скептически отнесся к истолкованию статей, содержащих одобрительные отзывы об участниках протеста, в качестве призывов к участию в несанкционированных мероприятиях. Судьи напомнили о том, что ЕСПЧ уже рассматривал дело, в котором понятие «публичного мероприятия, проводимого с нарушением установленного порядка» было признано чрезмерно широким; неправомерно позволять Генпрокуратуре блокировать доступ к информации за любое нарушение порядка проведения публичных мероприятий в отсутствие обязанности оценить потенциальные последствия в виде беспорядков или любого действительного ущемления прав других лиц.
ЕСПЧ прямо утверждает, что выражение поддержки людям, которым были предъявлены обвинения в связи с событиями на Болотной, равно как и солидарным с ними, нельзя расценивать как призывы к несанкционированным публичным мероприятиям. Принимая во внимание это утверждение, абстрактность требований Генпрокуратуры, а также важность защиты выражения мнения по вопросам, вызывающим общественный интерес, ЕСПЧ пришел к выводу, что действия Генпрокуратуры не имели достаточного основания, были произвольными и явно непропорциональными.
ЕСПЧ также напомнил о том, что тотальная блокировка доступа к сайту является крайней мерой и может быть равносильна запрету доступа к газете или телеканалу. В связи с этим, даже при наличии исключительных обстоятельств, оправдывающих блокировку “незаконного” контента, ограничение доступа ко всему сайту должно иметь отдельное полноценное обоснование – блокировка доступа к законному контенту ни в коем случае не может быть автоматическим следствием применения мер для ограничения доступа к страницам с“незаконным” содержанием.
В настоящем деле государство никак не обосновало необходимость тотальной блокировки. Утверждение заявителей о том, что истинной целью органов власти было подавление доступа к оппозиционным СМИ, вызвало серьезную озабоченность ЕСПЧ. Судьи согласились с заявлениями Комитета ООН по правам человека и тематических Специальных докладчиков, отметивших, что блокировка интернет-СМИ или сайтов за критику правительства или политической системы не может считаться ограничением, необходимым в демократическом обществе.
На произвольность вмешательства указывало и отсутствие надлежащих средств правовой защиты: ЕСПЧ напомнил, что предварительные ограничения доступа к информации могут быть оправданы только в исключительных обстоятельствах – написанное тем более применимо к прессе ввиду специфической природы новостных публикаций: последние, не будучи распространенными вовремя, теряют свою ценность и интерес для общественности. Судьи ЕСПЧ подчеркнули, что для применения подобных исключительных мер требуется специальная правовая база, обеспечивающая строгие рамки, в которых надлежит действовать компетентному органу, и наличие действенного контроля со стороны суда.
В рассматриваемом деле российское законодательство: а) не предусматривало возможности участия заявителей в процессах, связанных с принятием решения – они даже не были своевременно уведомлены; б) не требовало от Генпрокуратуры проведения оценки воздействия принимаемых мер до их применения, обоснования срочности, с которой должны были выполняться распоряжения или рассмотрения альтернативных, менее радикальных мер; в) не предусматривало санкционирование мер судом или другим независимым органом. В отношении же разбирательств, инициированных Заявителями с целью отстоять свои права, ЕСПЧ отметил отсутствие доказательств того, что судьи стремились учесть различные затронутые интересы, включая ограничение прав интернет-пользователей. Все вышесказанное в совокупности позволило судьям прийти к выводу о необоснованности вмешательства и, следовательно, нарушению статьи 10.
2. Дело “Венгерская партия двухвостой собаки против Венгрии” (Magyar Kétfarkú Kutya Párt v. Hungary; 201/17)
Ссылка на текст постановления: https://hudoc.echr.coe.int/eng?i=001-200657.
Дата вынесения окончательного постановления по жалобе: 20 января 2020 г.
Фабула дела:
Заявитель – Венгерская партия двухвостой собаки (Magyar Kétfarkú Kutya Párt, далее – MKKP, заявитель), известная выражением своей политической позиции посредством сатиры.
В 2016 году в Венгрии был объявлен референдум по вопросу о том, следует ли принять предложенные Европейским союзом обязательные квоты для переселения мигрантов (согласно плану, утвержденному министрами внутренних дел ЕС на заседании Совета по юстиции и внутренним делам, Венгрия должна была принять 1 294 человек из других государств – членов ЕС). Окончательная формулировка вопроса, вынесенного властями на голосование и одобренного Национальной избирательной комиссией (далее – НИК) звучала следующим образом: «Хотите ли вы разрешить Европейскому союзу принимать решение о переселении лиц, не являющихся гражданами Венгрии, в Венгрию даже без согласия Национальной ассамблеи?». Жалобы в отношении некорректной формулировки вопроса и правомерности проведения подобного референдума Конституционный суд страны отклонил. MKKP, придерживаясь мнения о том, что вопрос сформулирован неадекватно, и сам референдум служит целям исключительно государственной пропаганды, призвала своих сторонников принять участие в голосовании, но делать бюллетени недействительными с целью сигнализировать власти, что референдум лишен легитимности. Помимо прочих действий по продвижению своей позиции, MKKP предложила населению использовать на референдуме мобильное приложение “Забрось недействительный бюллетень!”, которое позволяло пользователям анонимно загружать фотографии своих бюллетеней или дел, которыми они занимались вместо того, чтобы пойти и проголосовать, и обмениваться этими фотографиями с другими пользователями. Приложение гарантировало анонимность как для загружающих фотографии, так и для пассивных пользователей. Благодаря используемой технологии, ни члены MKKP, ни разработчики приложения не могли проследить, кто именно осуществляет какую-либо деятельность в приложении.
Некое частное лицо обратилось в НИК с жалобой на приложение, утверждая, что его функционирование нарушает принципы справедливости выборов, тайного голосования и осуществления прав в соответствии с их четкой целью. Комиссия постановила, что фотографирование бюллетеней для голосования может привести к фальсификации результатов такового; кроме того, голосующие не должны злоупотреблять правом на тайну голосования – и в целом, приложение может дискредитировать работу избирательных комиссий и систему подсчета голосов в глазах общественности. MKKP удалось добиться обжалования в Курии (венгерский Верховный суд) – решение избирательной комиссии в итоге не вступило в законную силу.
После проведения референдума (на котором мобильное приложение функционировало, пользователи загружали свои фотографии) частное лицо вновь обратилось с жалобой к НИК, которая, в свою очередь, повторила предыдущие выводы, дополнив их рассуждениями о том, что призыв к голосованию испорченными бюллетенями может приравниваться к незаконной агитации, и оштрафовала MKKP на сумму, эквивалентную 2,700 евро. При этом комиссия не изучала приложение, вся информация о нем была получена из пресс-релизов.
Курия поддержала решение НИК лишь в части утверждения, что имело место злоупотребление правом под видом совершения законных действий (понимая под подобным злоупотреблением использование бюллетеней для цели, отличной от выражения своего мнения по вынесенному на голосование вопросу). Штраф был уменьшен до суммы, эквивалентной примерно 310 евро. MKKP подали жалобу в Конституционный суд страны на оба решения Курии; жалобы были отклонены как неприемлемые, поскольку судьи сочли, что свобода выражения мнений самой партии в настоящей ситуации никак не затронута.
Позиции сторон
Заявитель:
Партия утверждала, что имело место вмешательство в осуществление свободы выражения мнения, поскольку последняя распространяется на приложение как платформу для высказываний избирателей, а также как отдельное политическое мнение. Вмешательство, по мнению Заявителя, было лишено законных оснований, поскольку в венгерском законодательстве отсутствовал запрет на фотографирование бюллетеней, а практика, связанная со случаями злоупотребления правом, указывала на необходимость наличия негативных последствий предполагаемого злоупотребления, что в настоящем случае отсутствует. Исходя из аргументации Курии, вмешательство также не могло преследовать цель защиты справедливости выборов и тайны голосования. В подтверждение довода о том, что вмешательство не было и необходимым в демократическом обществе, MKKP указала на следующее: в соответствии с законодательством Венгрии, тайна голосования является правом, а не обязанностью, и в любом случае размещение фотографий бюллетеней для голосования не нарушало тайну голосования, поскольку их технически нельзя было связать с конкретными избирателями. MKKP также подчеркнула политическую и общественную важность своей деятельности в рамках данного референдума и способствования демократическому процессу как таковому и отметила, что государственные органы в соответствующих решениях не выдержали баланс между принципом осуществления прав в соответствии с их целью, с одной стороны, и свободой получать и передавать информацию, с другой.
Государство:
Государство не оспаривало наличие вмешательства. В качестве законодательной основы для такового было приведено не имеющее обязательной юридической силы руководство НИК, в котором упоминался запрет на вынос бюллетеней за пределы избирательного участка (в том числе в виртуальной форме путем их фиксации каким-либо образом). Применительно к легитимной цели вмешательства, власти утверждали, что обжалуемая мера была необходима для защиты общественного интереса в обеспечении надлежащего проведения голосования (включая агитацию) и «нормального» использования бюллетеней для голосования, что сводится к необходимости “защищать права других лиц” (в частности, свободу выражения избирателями политических мнений вне какого-либо принуждения). Обосновывая необходимость вмешательства, государство также подчеркнуло отсутствие консенсуса в странах – членах Совета Европы по вопросу фотографирования бюллетеней и настояло на существовании подобного запрета в целях предотвращения подкупа избирателей и других электоральных манипуляций. Также государство отметило: обработка данных, собранных через приложение “без соблюдения строгих стандартов безопасности”, может дать результаты, отличные от официальных данных избирательных комиссий, что способно подорвать доверие общественности к функционированию названных комиссий и официальным результатам и “повлиять на справедливость избирательного процесса”. По мнению властей Венгрии, когда на карту поставлено доверие общественности к демократическим институтам, не имеет значения, имели ли место фактически доказанные случаи мошенничества с использованием оспариваемой технологии. Подозрений достаточно, чтобы подорвать доверие общественности к демократическому процессу.
Также государство поставило под сомнение общественную значимость деятельности MKKP, сославшись на относительно небольшое количество загруженных в приложение фотографий. В любом случае, вмешательство считалось соразмерным, учитывая небольшой размер наложенного штрафа и тот факт, что партия в итоге была оштрафована не за фотографирование бюллетеней для голосования, а за применение агитационных материалов, призывающих тысячи избирателей игнорировать правила проведения голосования.
Постановление ЕСПЧ: аргументация и ключевые выводы
В настоящем деле было установлено нарушение статьи 10 Конвенции.
Учитывая вышеприведенные соображения относительно важности свободного распространения информации для реализации свободы выражения мнения, судьи ЕСПЧ отметили, что действие статьи 10 распространяется на распространение фотографий, в связи с чем публикация снимков бюллетеней для голосования была квалифицирована как осуществление упомянутой свободы. Следовательно, приложение, способствующее сбору и распространению информации, также способствовало реализации свободы выражения мнений.
Более того, деятельность партии в данном политическом контексте также была признана выражением мнения заявителя, поскольку MKKP не только предоставила избирателям возможность выразить свое мнение, но и сама выразила его посредством создания приложения с упомянутым названием и ведения соответствующей кампании. Таким образом, в настоящем случае имело место вмешательство со стороны государства применительно к двум аспектам свободы выражения мнения: предоставлению площадки для третьих лиц и выражению политического призыва.
Анализируя вмешательство на предмет законности, ЕСПЧ подчеркнул, что непредсказуемость пределов толкования широко сформулированных правовых норм, регулирующих выборы, является неприемлемой – транспарентность процесса голосования важна для сохранения доверия избирателей к демократическим институтам. Положения, регулирующие ограничение свободы выражения мнений применительно в период проведения референдума / выборов, не должны трактоваться произвольно, следует подвергать их строгому надзору – особенно когда речь идет об ограничении выражения позиции политической партии; последние играют важную роль в обеспечении плюрализма и надлежащего функционирования демократии.
Оценивая спорную концепцию “реализации прав в соответствии с их назначением”, ЕСПЧ отметил, что даже национальные инстанции разошлись во мнениях относительно ее толкования. При этом не были предоставлены свидетельства каких-либо негативных последствий, способных служить обоснованием для использования концепции “злоупотребления правом” и, следовательно, для ограничения свободы выражения мнения.
Несмотря на то, что применение какой-либо нормы национального права когда-либо происходит впервые и сопровождается связанной с этим неопределенностью, в настоящем деле, приняв во внимание контекст проведения референдума и ограничение свободы выражения мнения политической партии в этот период, судьи ЕСПЧ решили, что имело место произвольное толкование законодательства, превышающее приемлемый уровень непредсказуемости.
3. Мария Алехина и другие против России (Mariya Alekhina and Others v. Russia: № 38004/12)
Ссылка на текст постановления: https://hudoc.echr.coe.int/eng?i=001-184666.
Дата вынесения окончательного постановления по жалобе: 3 декабря 2018 г.
Фабула дела:
Заявители – члены российской феминистской рок-панк-группы Pussy Riot, известной критическим отношением к политике российского правительства, деятельности Русской православной церкви (в частности, Патриарха Кирилла, осудившего протесты, проходившие в российских городах в 2011 году).
В 2012 году пять участниц группы, включая заявительниц, попытались исполнить панк-молебен «Богородица, Путина прогони» в московском храме Христа Спасителя. В храме находилось несколько человек, служба в это время не проводилась. С целью привлечь внимание общественности, группа пригласила журналистов. Перформанс длился чуть больше минуты, поскольку охранники быстро вытеснили исполнителей из здания. Видео выступления было загружено на YouTube.
Впоследствии заявители были заключены под стражу, признаны виновными в хулиганстве на почве религиозной ненависти и приговорены к двум годам лишения свободы. Кроме того, суд постановил, что видеозаписи выступлений группы на http://pussy-riot.livejournal.com являются экстремистскими по смыслу Закона о пресечении экстремизма и приказали ограничить доступ к этим материалам по IP-адресу упомянутого веб-сайта.
В данном тексте будут раскрыты аргументы сторон и ЕСПЧ применительно к свободе высказываний, но нарушение статьи 10 ЕКПЧ – не единственное установленное в настоящем деле: были также констатированы нарушения ст. 3 Конвенции (запрет пыток и бесчеловечного, унижающего достоинство обращения или наказания), ст. 5 (право на свободу и личную неприкосновенность), ст. 6 (право на справедливое судебное разбирательство).
Позиции сторон
Заявитель:
Заявители утверждали, что имело место нарушение статьи 10 Конвенции ввиду признания перформанса, содержащего в себе политическое послание, особо защищаемое Конвенцией, экстремистским. Заявители отметили размытость формулировок Закона о противодействии экстремистской деятельности (в частности, определений терминов “экстремизм”, “экстремистская деятельность” и “экстремистские материалы”) и отсутствие гарантии независимости экспертов, задействованных в процессе, равно как и процедурной возможности принять участие в последнем.
Государство:
По существу дела власти признали факт вмешательства в осуществление прав, гарантируемых статьей 10 Конвенции, однако сочли его законным, преследующим легитимную цель защиты нравственности и прав других лиц и необходимым в демократическом обществе.
Постановление ЕСПЧ: аргументация и ключевые выводы
В настоящем деле было установлено нарушение статьи 10 ввиду отсутствия насущной социальной необходимости в осуществлении вмешательства и несоразмерности такового.
ЕСПЧ рассматривал дело в отношении двух аспектов: а) наказание в виде лишения свободы за исполнение политической песни в храме и б) запрет на доступ к видеозаписи выступлений в Интернете – по отдельности.
Применительно к первому аспекту было установлено нарушение статьи 10 ЕКПЧ. ЕСПЧ признал, что поведение заявителей нарушало общепринятые правила поведения в месте исполнения религиозных культов, по этой причине вмешательство могло быть оправдано требованием защиты прав других лиц. Однако вмененная санкция – около двух лет лишения свободы – с учетом того, что перформанс не сорвал религиозную службу, не причинил никакого ущерба людям внутри храма или церковному имуществу, было непропорционально суровым. Кроме того, анализ решений национальных судов показал, что последние вовсе не рассматривали вопрос о том, имелся ли в перформансе призыв к насилию, ненависти или нетерпимости или оправдание таковых, не анализировали возможность причинения ущерба. Национальные суды лишь указывали на несоответствие манеры одеваться и поведения заявителей канонам православной церкви, но не привели при этом достаточных оснований для лишения свободы. ЕСПЧ не усмотрел в действиях Pussy Riot элементы насилия, разжигание ненависти или нетерпимости к верующим. Вмешательство в виде осуждения и лишения свободы было признано необоснованным.
Более релевантным для рассматриваемой темы является анализ запрета на доступ к контенту сайта Заявителей. В этой ситуации вмешательством, подлежащим оценке суда, стало объявление видеозаписей “экстремистскими” и запрет на доступ к ним. Оставляя открытым вопрос о законности вмешательства, ЕСПЧ решил сначала оценить его на соответствие критерию необходимости в демократическом обществе, в связи с чем обратил внимание на следующее:
- судьи вновь подчеркнули отметил узкую свободу усмотрения государства в вопросе ограничения свободы высказываний, представляющих общественный интерес. Даже при наличии одного из легитимных оснований, перечисленных в п. 2 ст. 10, государствам не следует ограничивать свободу политических высказываний, если выраженные взгляды не содержат подстрекательства к насилию (иными словами, не пропагандируют насильственные действия или кровную месть, не оправдывают совершение террористических преступлений и не поощряют насилие путем выражения глубоко укоренившейся, иррациональной ненависти к определенным лицам);
- важнейшие правовые выводы в решении национальных судов были сделаны не судьями, а экспертами-лингвистами, отчет которых был просто одобрен без какой-либо дополнительной оценки, что является неприемлемым, поскольку вопросы о праве должны разрешаться исключительно судами.
- национальные суды не предприняли никаких попыток самостоятельно оценить рассматриваемые материалы, не указали, какие конкретные отрезки записей противоречили законодательству – лишь кратко сослались на общие выводы экспертов;
- национальное законодательство не предусматривало возможности участия заявителей в разбирательстве; по мнению ЕСПЧ, в отсутствие возможности взвесить аргументы всех заинтересованных сторон, представленное национальным судом обоснование не может быть признано достаточным для вмешательства в свободу выражения мнения.
По мнению судей ЕСПЧ, национальный суд не в состоянии предоставить “релевантные и достаточные” основания для вмешательства в свободу выражения мнения в отсутствие возможности оценить аргументы, выдвинутые как государственным органом, так и затронутой стороной; следовательно, национальные инстанции в принципе не располагали возможностью установления баланса между правом Заявителей и требованием защиты прав других лиц. В связи с вышесказанным, объявление видеоматериалов экстремистскими и наложение запрета на доступ к ним не отвечало насущной общественной потребности и было признано ЕСПЧ несоразмерным заявленной легитимной цели.
Применительно к злоупотреблению понятием “экстремизм”, важно обратить внимание на следующее: не анализируя российский Закон о противодействии экстремистской деятельности на предмет соответствия критериям, выработанным в судебной практике, ЕСПЧ однако, отметил соображения Европейской комиссии за демократию через право по данному вопросу: в частности, Комиссия выразила беспокойство по поводу отсутствия “насилия” в качестве квалифицирующего признака “экстремизма” или “экстремистской деятельности”, а также подчеркнула общую размытость этих терминов.
4. Фонд против расизма и антисемитизма против Швейцарии (GRA Stiftung Gegen Rassismus und Antisemitismus v. Switzerland: 18597/13)
Ссылка на текст постановления: https://hudoc.echr.coe.int/eng?i=001-179882.
Дата вынесения окончательного постановления по жалобе: 9 января 2018 г.
Настоящее дело посвящено поиску баланса между правом на защиту репутации, подпадающим под статью 8 ЕКПЧ, и свободой выражения мнений, предусмотренной статьей 10 Конвенции. Учитывая, что оба права, в принципе, равноценны – и государства, согласно практике ЕСПЧ, имеют схожие масштабы свободы усмотрения в обоих случаях – поддержание баланса между ними осуществляется при помощи анализа следующих элементов: вклад спорного заявления в дискуссию по важному для общества вопросу, степень известности лица, права которого затронуты, предмет дискуссии, предшествующее поведение затронутого лица, а также содержание, форма и последствия публикации. Несмотря на то, что оспариваемое высказывание было сделано в Интернете, ЕСПЧ использует стандарты, аналогичные применявшимся в делах по свободе выражения мнений, не касающихся современных технологий.
Фабула дела:
Заявитель – неправительственная организация, осуждающая все виды дискриминации и пропагандирующая терпимость.
В 2009 году молодежное крыло Швейцарской народной партии провело демонстрацию в поддержку запрета строительства минаретов в Швейцарии – на то время данный вопрос был широко обсуждаемым в швейцарском обществе. Одним из участников демонстрации был молодой политик (президент местного крыла упомянутой партии), подчеркнувший в своей речи необходимость прекратить распространение ислама и высказавшийся по вопросу следующим образом: “Ведущая швейцарская культура, имеющая христианские корни, не может позволить себе быть замененной иными культурами. Таким образом, символический жест, подобный запрету на строительство минаретов, мог бы стать сигналом сохранения собственной идентичности.”
После демонстрации заявитель разместил на своем сайте пост с цитатой заявлений молодого политика и лаконично окрестил их “вербальным расизмом”. Политик подал иск о защите прав личности. Национальный суд признаков расизма в высказываниях не обнаружил и постановил удалить оспариваемую статью с сайта заявителя.
Позиции сторон
Заявитель:
- НПО жаловалась на вводящее в заблуждение отношение к ее высказыванию как к “оценочному высказыванию, нуждающемуся в подтверждении достоверности” и утверждала, что, в любом случае, высказанное мнение не лишено фактологической основы;
- НПО утверждала, что доводы национального суда о заочной оценке речи политика как выражения “расовой дискриминации” (что уголовно наказуемо в Швейцарии) несостоятельны ввиду неравнозначности понятий “словесный расизм” и “расовая дискриминация”. Кроме того, НПО часто давала собственную оценку происходящему в стране, используя категорию “словесный расизм” и разъясняла для читателей вкладываемый в нее смысл.
- Заявитель напомнил о своем статусе неправительственной организации, и о том, что последние, играя роль общественных наблюдателей, пользуются такой же защитой, как и пресса – соответственно, свобода усмотрения государства в рассматриваемой ситуации должна быть ограничена. Более того, обсуждаемый вопрос отражал широкий общественный интерес.
- Также НПО отметила, что политик, учитывая его общественный статус и роль, должен понимать, что он с большей вероятностью станет объектом критики, чем обычный человек (несмотря на сравнительно молодой возраст), и способен нести полную ответственность за свою политическую деятельность.
Помимо вышеупомянутого, Заявитель утверждал, что последствия государственного вмешательства – обязательство выплатить крупные суммы пошлин и необходимость изменить политику в отношении будущих публикаций – препятствуют нормальному осуществлению НПО функции “общественного наблюдателя”.
Государство:
- Государство утверждало, что выраженное заявителем оценочное мнение должно было иметь фактическую основу. Используя “общий смысл, приписываемый понятию расизма”, национальные суды не обнаружили в словах политика ничего, кроме выражения необходимости защищать собственную культуру и, следовательно, не обнаружили необходимую для упомянутого высказывания фактическую основу.
- Государство не оспаривало статус заявителя-НПО как общественного наблюдателя (и вытекающий уровень защиты), равно как и тот факт, что политик, озвучив вышеприведенное высказывание, вступил в общественную дискуссию и должен быть готов принять допустимую критику. Однако государство утверждало, что принцип, связанный с расширением границ допустимой критики, должен применяться дифференцированно – в том числе в отношении 21-летнего политика, находящегося в начале своей карьеры, еще не известного на национальном уровне. При этом власти указали на то, что оценка высказываний лица в качестве “вербального расизма” с учетом существования созвучного уголовно наказуемого преступления могла снизить степень уважения к этому лицу, в связи с чем существовала настоятельная общественная необходимость в принятии упомянутых мер.
- Государство также подвергло сомнению возможность признать, что пост на сайте Заявителя имел отношение к общественной дискуссии по важному вопросу, учитывая новостной характер записи. В отличие от ситуации, в которой выражаются идеи или личное мнение, отражение объективной информации должно сопровождаться более высокими стандартами точности, достоверности и беспристрастности.
Также Государство отметило гражданско-правовой характер вмененных санкций и относительно незначительный размер таковых: запрет на публикацию оспариваемой записи на сайте под графой “Хронология публикаций – вербальный расизм” не помешала заявителю опубликовать ту же информацию в другом разделе или под другим названием.
Постановление ЕСПЧ: аргументация и ключевые выводы
В настоящем деле было установлено нарушение статьи 10.
Суд признал, что имело место вмешательство в осуществление заявителем свободы выражения мнений. Анализ национального законодательства и обстоятельств дела позволил судьям прийти к выводу о том, что вмешательство было предусмотрено национальным правом и могло преследовать легитимную цель защиту репутации, а также защиты прав других лиц. Анализируя вопрос о необходимости рассматриваемого вмешательства в демократическом обществе, ЕСПЧ учел вышеприведенные критерии и обратил внимание на следующее:
- применительно к общественной важности вопроса, судьи указали на необходимость учитывать социальный контекст ситуации: в настоящем деле, речь действительно шла о ключевом для общества вопросе, который в конечном итоге был вынесен на референдум;
- относительно статуса и поведения затронутого лица – несмотря на свой возраст, политик был избран председателем местного крыла партии и в добровольном порядке заявил о политических взглядах на демонстрации и, таким образом, должен быть готов принять критику со стороны тех, кто не разделяет его взгляды;
- в оценке оспариваемого высказывания ЕСПЧ обратился к аргументам национальных судов и отметил, что требование доказать достоверность оценочного суждения может быть невыполнимым и само по себе препятствует осуществлению свободы выражения мнений. При этом ЕСПЧ отнес высказывание заявителя к оценочным суждениям, не лишенным фактических оснований – некоторые иные организации также характеризовали упомянутую речь политика как дискриминационную, ксенофобскую, расистскую. Кроме того, было установлено, что замечание заявителя нельзя свести к необоснованной личной нападке или оскорблению (комментировалась не личная или семейная жизнь, а профессиональная деятельность политика).
- ЕСПЧ также проанализировал наложенные санкции и отметил: в настоящем деле наказание – каким бы мягким ни было – могло иметь сдерживающий эффект на осуществление организацией-заявителем свободы выражения мнений, поскольку санкция могла побудить ее прекратить следовать своим уставным целям и исключить критику политических заявлений и действий в будущем.
Учитывая все перечисленное, а также обстоятельства дела и общий тон замечания, ЕСПЧ установил превышение государством предоставленной ему свободы усмотрения и отсутствие разумного баланса между мерами, ограничивающими право организации-заявителя на свободу выражения мнений, и преследуемой легитимной целью.
