Мы начинаем проект, в рамках которого будем знакомить Вас с особенностями регулирования цифровых прав и Интернет-свобод, анализировать возможность или невозможность диалога внутригосударственных институтов и постепенно создадим общую характеристику цифровых процессов в мире.
Первая страна, о которой мы расскажем, — Казахстан. Государство в центре Евразии, партнер Беларуси по ЕАЭС, страна, имеющая самую большую экономику в Средней Азии, генерирующая 60 % ВВП региона. Однако нельзя забывать, что Казахстан имеет свои особенности государственного устройства. О том, как в стране госорганы участвуют в цифровизации и в диалоге с гражданскими инициативами, прислушиваются ли к мнению не зависимых от госструктур экспертов, на каком основании блокируются сайты, много ли независимой прессы в Казахстане и может ли журналист подать в суд на депутата расскажет Директор ОФ “Правовой медиа-центр”, журналистка, эксперт в сфере доступа к информации Диана Окремова.
Интервью было запланировано еще до январских событий в Казахстане, но с учетом произошедшего получилось еще интересней: появилась возможность сравнить действия государства в секторе цифровых прав и свобод в спокойные и напряженные времена.
Кратко:
- Последние 3-5 лет представители НКО в Казахстане стали восприниматься государством как эксперты с необходимой для развития экспертизой.
- Перед принятием закона о персональных данных полгода шли дискуссии, встречи с журналистами, гражданским обществом, очно и онлайн. Диалог важен для всех.
- Очень действенным механизмом стало при возникновении проблемы тегать министра/начальника/акима под постом в соцсетях.
- Если тегнуть Верховный суд под постом с проблемой, сразу принимаются какие-то меры.
- Экспертный потенциал органа по защите персональных данных при Министерстве цифрового развития наращивается, хотя начинали с очень базовых знаний.
- Жесткий приговор по свободе слова был вынесен в Восточном Казахстане, когда парень-администратор чата ВКонтакте одобрил к публикации опрос в группе “Хотите ли Вы, чтобы Восточный Казахстан стал частью Росссии?”. Получил 5 лет лишения свободы.
- Обычно при опубличивании информации о судебных процессах наказания назначаются меньше, чем когда о процессе не пишут.
- Люди не верят СМИ, а верят рассылкам в WhatsApp больше.
- В Алматы трое суток вообще не было Интернета. Мнение общества на счет обоснованности отключения разделилось.
- Министерство информации инициировало онлайн-дискуссию с приглашением правозащитников в области СМИ для рассмотрения всех случаев задержания журналистов.
Свобода Интернета в Казахстане
Редакция: (далее Р.): Диана, добрый день! Спасибо, что согласились ответить на наши вопросы. Начнем с общего вопроса: как Вы в целом оцениваете уровень свободы Интернета в Казахстане?
Диана Окремова (далее ДО): Я бы сказала, что это свобода, но четко управляемая со стороны государства. Я не могу пожаловаться на технический аспект: Интернет доступный, быстрый, проблем с подключением не возникает. Однако в части доступа к некоторым ресурсам, как показали январские события, да и до этого были прецеденты, государство может блокировать определенные сайты, может отключить полностью Интернет, как это случилось в январе.
Р.: На каком основании блокируются сайты?
ДО: Блокируют на основании судебных решений, либо сайт могут заблокировать генеральный прокурор или его заместитель, если на ресурсе есть информация, наносящая ущерб интересам личности, общества и государства, нарушающая законы о выборах, призывающая к экстремистской и террористической деятельности, к участию в массовых мероприятиях, которые проводятся с нарушением установленного порядка, а также за пропаганду сексуальной эксплуатации несовершеннолетних и детскую порнографию.
Кроме того, власти могут блокировать без решения суда сайты по поручению председателя Комитета национальной безопасности, его заместителей или начальников территориальных органов КНБ и их заместителей. Сначала сайту отправляют предупреждение о том, что опубликовано что-то противозаконное, далее, если сайт не убирает такую информацию, то блокируется сайт.
Р.: Бывали ли случаи (до январских событий), когда ограничивали доступ к Интернету?
ДО: Да, например, блокировали Интернет в разные годы 9 мая, когда были угрозы митингов. Замедляется скорость, пропадает доступ Интернета. Вы, наверное, знаете нашего оппозиционера Мухтара Аблязова. Он живет за рубежом и иногда провоцирует различные митинги в Казахстане. Тогда, бывает, не работает WhatsApp, Telegram и т.д.
Р.: Управляемая свобода, как Вы сказали, мне говорит о том, что есть какие-то акторы, которые имеют силу со стороны госорганов. А какова роль негосударственных организаций (далее — НГО) во всем этом процессе? Получается ли негосударственному сектору вести диалог по свободе интернета и цифровых прав или хотя бы создать понимание, что диалог нужен?
ДО: Если говорить о нашем взаимодействии с госаппаратом, то я не могу сказать, что мы в разных мирах. Последние годы тесно работаем с госорганами. Например, сейчас продвигаем идею, что нужно вносить изменения в закон, по которому все Интернет-ресурсы Казахстана отнесены к СМИ. То есть сейчас по закону Казахстана блогеры и все, кто как-то активно высказывается в Интернете, по сути, несут ответственность, как СМИ, что очень странно. Как, например, Интернет-магазин может признаваться СМИ? НГО, бизнес, независимые эксперты (в том числе юристы, операторы связи) собираются вместе в различные группы для продвижения инициативы.
Я не могу сказать, что связи максимально близкие, но последние 3-5 лет мы имеем возможность работать с депутатами, в нас начали видеть экспертов, к нам начали прислушиваться.
«Последние 3-5 лет мы имеем возможность работать с депутатами, в нас начали видеть экспертов, к нам начали прислушиваться».
Р.: С чем вы связываете изменения ?
ДО: Думаю, Правительство хочет какого-то развития. На официальном уровне часто заявляется, что мы хотим в топ стран в экономическом плане. Государство активно вкладывается в это все, понимая, что в госорганах не хватает компетентных людей. А мы нарастили экспертный потенциал и можем участвовать в определенных обсуждениях, давать действительно полезные рекомендации.
«Думаю, Правительство хочет какого-то развития».
Р.: Приведите примеры проблем в сфере свободного Интернета и цифровых прав, которые решали совместно с госорганами?
ДО: К сожалению, самая проблемная норма в законе, про которую я уже упоминала, это отнесение всех ресурсов Интернета к СМИ. Пока не можем продвинуть здесь изменения. Но есть пример успешного сотрудничества по вопросу персданных. Министерство цифрового развития подготовило изменения в законопроект, нас пригласили обсуждать. Полгода дискуссий, встречи с журналистами, гражданским обществом, очно и онлайн. Видно, что Министерство было действительно заинтересовано, чтобы все высказались. Мы добились, что исключили ряд норм, которые нам казались недемократичными.
Р.: Например?
ДО: Законопроект был построен на ужесточении ответственности за сбор и хранение персданных. С одной стороны, правильно, но были в проекте и абсолютно нечеловеческие нормы. Например, установили запрет на взятие данных из публикаций госорганов с мотивировкой, что это персданные. После наших обсуждений изменили норму. Теперь можно брать данные с сайтов госорганов и распространять их со ссылкой на орган, который сделал публикацию.
Еще была инициатива по защите детей от кибербуллинга. Госструктуры хотели обязать Facebook открыть представительство в Казахстане, и чтобы в нем работал человек, знающий казахский язык, и цензурировал Facebook для детей. А если соцсети не согласятся на открытие представительств, то госорганы их заблокируют. Очень странно открывать представительство в Казахстане, например, для Facebook, который не открывает таких представительств ни в России, ни в Турции. Проходили активные общественные дискуссии по этому вопросу, в том числе устраивали онлайн-дебаты с депутатами. Сейчас создали рабочую группу, уже прошло 2 заседания. Мы видим, что депутаты не собираются принимать поправки в том виде, в котором изначально предложено. Здравый смысл включился.
UPD.: После публикации интервью стало известно, что депутаты проголосовали за внесение таких поправок в законодательство. Сейчас инициативная группа вместе с Дианой готовят заявление, чтобы поправки не были приняты.
Активность госорганов в Интернете
Р.: Диана, давайте теперь поговорим про инструменты информирования общества о работе госорганов. На сколько работает обратная связь посредством электронных коммуникаций? В Беларуси, например, у многих госорганов отключены комментарии на страницах в Facebook.
ДО: За последние пару лет взлетело вверх количество методов коммуникаций. Практически все госорганы представлены в Facebook. Очень действенным механизмом стало при проблеме тегать (прим. упоминать в своём сообщении, комментарии о пользователе, используя хештег с его именем) министра/начальника/акима. Тегаете в публикации, и это имеет реально хороший эффект. Особенно с коррупционными правонарушениями, активно тегают антикоррупционное агенство. С их помощью уже были отменены несколько сомнительных тендеров.
«Очень действенным механизмом стало при проблеме тегать министра/начальника/акима».
Р.: А на сколько активны госорганы в Интернете?
ДО: Кто-то из госорганов более активен, кто-то менее. Не все люди обладают знаниями и умениями коммуникации в Интернете. Были случаи, когда акимы (правители областей) в Instagram вступали в переписки с людьми, использовали нецензурную брань и т.д. Мы ездим и проводим тренинги для депутатов по коммуникации в Интернете. Вполне понятно, что чем дальше от столицы, тем менее прогрессивно. В целом, хорошо работают, например, суды. По поводу гласности, можно тегнуть Верховный суд под постом с какой-то проблемой, сразу принимаются какие-то меры. Для людей тег равно почти как официальное обращение. Госструктуры отвечают всегда, наверное, по какому-то внутреннему этическому кодексу они обязаны.
«Можно тегнуть Верховный суд под постом с проблемой, сразу принимаются какие-то меры».
Р.: Итак, я понял, что коммуникация через соцсети — популярный и работающий в Казахстане механизм. А есть ли еще какие-то механизмы общения с госорганами посредством цифровых технологий?
ДО: Есть такой орган — Цифровые комиссары, куда и я вхожу. Это структура, состоящая по-моему из 20 человек, созданная нашим Министерством цифрового развития. Суть: установить более оперативную связь с населением, быстрее реагировать на проблемы. У цифровых комиссаров поделены сферы деятельности. Я говорю про проблемы с доступом к информации, какие-то системные вещи. Министерство устанавливает с нами более личную, живую связь, чтобы эффективнее коммуницировать.
Р.: Диана, интересно, как у Вас с закрытием информации от общества. Полтора года назад в Беларуси Белстат решил закрыть информацию по смертности без объяснения причин. Возможно ли что-то подобное у Вас, когда засекречивают информацию без объяснения причин, и как выглядит разбирательство по такой ситуации?
ДО: Да, у нас были случаи закрытия информации. Министерство информации засекретило данные, сколько денег государство дает частным СМИ, ссылаясь на коммерческую тайну. И суд отклонил наш иск по обжалованию решения Министерства информации. Однако в Казахстане есть Закон о доступе к информации, который говорит, что информация о расходах бюджета не подлежит ограничению. Мы писали Министру, Премьер-министру, потом обратились в суд, прошли все инстанции и дошли до Верховного суда. Процесс проиграли, но хорошо показали все ступени возможного обжалования, подняли вопрос на высоком уровне. Сейчас с новым Правительством, возможно, стоит еще раз акцентировать внимание на этом вопросе.
Еще пример, как было выделено 2 млрд тенге на борьбу с коронавирусом, а Министр здравоохранения отказался давать пояснения, отчеты, каким образом и на что были потрачены деньги, заявил, что это информация ограниченного доступа. Журналисты сразу подняли этот вопрос в соцсетях, написали в прокуратуру, Агенство по делам госслужбы. В итоге Министр открыл эту информацию. Огласка действует, хотя есть и пример про закрытую информацию о зарплате депутатов Маджилиса (прим. наименование законодательно-представительного органа (Парламента)). Все повозмущались, но никто не стал оспаривать, то есть не нашлось инициатора довести вопрос до суда, соответственно, информацию так и не открыли.
Р.: Вижу, в Казахстане действительно есть инструменты общения с госогранами и в виде соцсетей, и цифровые комиссары, и общественное влияние может что-то поменять…
ДО: Также мне известно, что Уполномоченный по доступу к информации назначен в каждом госоргане Казахстана. Не знаю пока, на сколько эффективный инструмент. Но самым действенным механизмом остается обращение в суд. А еще проблема и правда быстрее решается скандалом в соцсетях.
Р.: А грамотность сотрудников, руководства госаппарата как Вы оцениваете с позиции цифровых возможностей?
ДО: Могу сказать, что они стараются. Есть, конечно, люди старой закалки, но в основном, там, где молодые или у руководства прогрессивный человек, все хорошо. И больше, наверное, прогрессивных. Хотя в то же время мы заявляем, что везде цифровизация, но когда участвуем в рабочих группах в Парламенте, зачем-то каждый раз распечатывают тома этих поправок. Или, например, у всех госорганов есть почта с доменом .kz, а сами чиновники дают контакты своих почт mail.ru почему-то. То есть процесс неравномерный, но все стараются.
Р.: Что, на Ваш взгляд, препятствует более быстрому погружению госсектора в цифровизацию?
ДО: Думаю, вопросы коррупции мешают. Пример: платформа онлайн обучения в школах — бесплатный зум, который через 40 мин отключается. Почему? Неужели не были выделены средства для организации учебного процесса? Или, например, суд у нас недавно был, сначала пробовали по Zoom, не получилось, потом WhatsApp, все сбивалось. В итоге вели судебный процесс в Telegram. Хотя известно, что кучу денег потратили на покупку платформы для ведения судебных процессов онлайн, а в итоге пользуемся бесплатными.
«В итоге вели судебный процесс в Telegram».
Электронное правительство и судопроизводство
Р.: Диана, а что Вы можете рассказать о развитии электронного правительства в Казахстане?
ДО: Вообще сайт госзакупок и элправительства — мои любимые сайты, на которых можно узнать много всего интересного. Сейчас нашумевшая история, что сайт элправительства отдают Сбербанку. Правительство Казахстана и Сбербанк заключили Соглашение о партнерстве, но пока никаких передач данных по Соглашению не было.
А так сейчас элправительство хорошо работает. Можно оставлять обращения в госорганы, запрашивать информацию. Не всегда, конечно, по существу отвечают, но сам механизм коммуникации работает, и всегда все в срок приходит. Могу сказать, что электронные услуги развиты. Можно и детей в сад записывать по электронной очереди, можно поменять поликлинику онлайн, выбрать врача, записаться на прием, подать заявление на развод онлайн и т.д. Сейчас еще открыли отдельный сайт обращений (https://eotinish.kz/). Здесь Вы можете выбрать госорган, категорию вопроса и озвучить свою жалобу либо проблему.
Р.: А электронное судопроизводство — это общая история для всей страны или только для столицы?
ДО: Сейчас пока пандемия, практически все суды в Казахстане проходят онлайн. Возникало много проблем с гласностью. Например, журналистов отключали намеренно. Суд онлайн — это хороший инструмент “случайно” выбрасывать из процесса журналистов и выдавать это за техническую проблему. И такие же были проблемы в прошлом, позапрошлом году. Журналисты обращались к Президенту с обращением, что им не давали задавать вопросы на брифингах, и нормальной коммуникации не получалось. Два или три раза обращались с открытым письмом. Еще жаловались, что их не пускали в Парламент и к Правительству. Пускать, кстати, стали. То есть мы используем все возможные способы продвижения своих прав, давление, жалобы, огласка и т.д.
Защита персональных данных
Р.: Мы уже частично затронули эту тему, но хочется подробнее поговорить, как у Вас обстоят дела с персданными? Как вообще можете охарактеризовать систему защиты, орган по защите, какую роль играют НГО в этом вопросе?
ДО: Орган появился года три назад и существует он при Министерстве цифрового развития. Мы контактируем с ними все время. Начальник там отрытый человек, очень грамотный. В последний год появились еще несколько человек, с которыми мы развиваем сотрудничество. Так что экспертный потенциал наращивается, люди действительно хотят быть экспертами. Хотя изначально они сами не понимали, что им делать.
В целом, с защитой персданных все не очень хорошо, на мой взгляд. Пару лет назад регулярно происходили сливы этих данных, на e-gov портале можно было целые массивы данных, в том числе, например, медицинских данных взять в свободном доступе. Часто происходили взломы. У нас есть Центр анализа расследований кибератак, который периодически устраивает провокации-атаки на персданные, показывает, что система не защищена, постоянно информирует госорганы.
Р.: А как общество реагирует на проблемы сливов?
ДО: Видно, что люди не заботятся о своих персданных. Они не информированы, почему нужно персданные защищать, что это вообще такое и т.д. Люди часто открыто называют свои пароли, номера карт, то есть очень легко предоставляют информацию. И проблемы поэтому со сливами не возникало такой глобальной в сознании людей.
Р.: А почему сливы происходят?
ДО: Знаете, это как ОПГ (смеется). Понятно, что кто-то что-то получает за это, есть договоренности какие-то. Но поправки усиливают ответственность за незаконный сбор и хранение персданных. Закон есть, хотя пока я не увидела эффекта его работы.
Свобода слова. Свобода СМИ
Р.: Расскажите подробнее про финансирование СМИ в Казахстане?
ДО: Раньше у нас существовало объявление тендеров на финансирование СМИ. Государство тратит 150 млн долларов на пропаганду. За эти деньги содержатся все госСМИ плюс государство дает деньги частным СМИ. Это объявлялось через тендер. Например, лот “формирование позитивного имиджа правоохранительных органов” или “повышение социального оптимизма Казахстана”. И оформляется запрос написать столько-то статей в Интернете, столько-то в газетах и т.д. Это очень коррупционный инструмент. В тендерах участвовали СТО, прачечные, все, кто мог… Например, СТО открывает сайт, регистрируется, как СМИ, и участвует в тендере. Мы ратуем за отмену такого “информзаказа”, потому что никакой эффективности это не дает, а формирует лояльные государству СМИ. Два года назад госорганы решили изменить методы финансирования, убрали из конкурентной среды розыгрыш на тендерах. В госорганах теперь есть комиссия, состав которой секретен. Она принимает заявки от СМИ и раздает деньги. Мы пытались узнать, кому сколько выделяется, но это закрытая информация.
Р.: А как у Вас обстоят дела со свободой слова, выражений. У нас под экстремизм сейчас любое несогласие подпадает. При принятии решения о блокировках, на сколько это все мотивировано, обосновано в Казахстане? Работает ли схема захотели-выключили?
ДО: Прошлые годы, десятилетия у людей работала самоцензура. Были запретные темы, как первый Президент, его семья. У нас есть уголовная ответственность за оскорбления первого Президента. Люди сами понимали, что лучше на эту тему ничего не писать. А в целом, самые проблемные темы — это клевета, которую в прошлом году перевели из уголовного кодекса в административный, и статья про разжигание розни, национальной, религиозной, социальной и т.д. Вот это абсолютно резиновая статья. По ней в прошлые годы было вынесено много приговоров, в основном, по материалам в социальных сетях. Человек как-то выразился неправильно, и его привлекают к уголовной ответственности.
«Прошлые годы, десятилетия у людей работала самоцензура».
Р.: Жестко привлекают?
ДО: Да, два-три года ограничения свободы (не лишения, но ограничения). Самый жесткий приговор был вынесен в Восточном Казахстане, когда парень-администратор чата ВКонтакте одобрил к публикации опрос в группе “Хотите ли Вы, чтобы Восточный Казахстан стал частью России?”. Ему позвонили из прокуратуры, предупредили, он сразу удалил, но все равно признали сепаратизмом и дали 5 лет лишения свободы. Мы узнали только, когда суд прошел. Если сразу создавать шумиху, привлекать СМИ, то скорее дадут условное наказание, а если тихо в своем кругу процесс идет, то наказание дают по полной. И еще одна больная статья — это “распространение заведомо ложной информации, которая может привести к нарушению общественного порядка”. Тоже как меч весит над всеми. Например, человек сделал в WhatsApp рассылку, что завтра все банки Казахстана будут банкротами, и люди бросились снимать свои депозиты в банках. Человека нашли и наказали по этой статье. У нас вообще рассылки в WhatsApp — худшее зло, потому что люди не верят СМИ, а верят рассылкам в WhatsApp больше.
«Если сразу создавать шумиху, привлекать СМИ, то скорее дадут условное наказание, а если тихо в своем кругу процесс идет, то наказание дают по полной».
Р.: С этим нужно бороться просвещением каким-то, наверное…
ДО: У нас предпочитают бороться уголовным кодексом. В январе у нас постоянно шло предупреждение во всех СМИ про эту статью, что до 5 лет лишения свободы санкция, чтобы люди не распространяли фейки или что-то сомнительного содержания. Но в целом свобода онлайн есть, конечно. Критиковать госорганы можно.
Р.: А у вас много независимой прессы?
ДО: Нет. В основном, сайты либо газеты в регионах, которые вне поддержки местного бюджета. Где-то десяток сайтов, которые считаются независимыми. Наверное, здесь экономический вопрос есть. Чтобы собрать нормальное СМИ, нужны деньги. Плюс существуют правовые ограничения. Если надо СМИ закрыть, найдут всегда причину правовую, чтобы его закрыть. Например, иск о защите чести и достоинства, который разорит редакцию, или, как произошло с сайтом ratel.kz, умер владелец, сайт закрыли, так как на него якобы закончились права.
Р.: А как у Вас люди относятся к государственным телеканалам?
ДО: У нас главный телеканал называется Хабар. Есть такой популярный анекдот: “Хочу жить, как показывают на Хабаре, а живу в Казахстане”. Люди не верят, конечно, но в январе Хабар единственный предоставлял информацию, поэтому все смотрели. Кстати информация была дозированная, достаточно объективная.
Р.: А есть ли какие-то ограничения в пользовании Интернетом для определенных категорий людей? Например, военным, солтадам можно быть с телефонами?
ДО: Вообще да. Только в колониях и тюрьмах, наверное, нет интернета. А так никаких ограничений нет. Знаю, в школах есть фильтры для детей, например, но чтоб для какие-то группы ограничивали, такого нет.
Доступ к Интернету во время январских событий
Р.: Расскажите, что у Вас произошло в плане ограничения доступа к Интернету в январе? Отключили во всей стране или у кого-то был доступ?
ДО: Сначала были точечные отключения по городам, по регионам. Потом выключили везде на сутки. Потом начали включать по часам в регионах, а в Алматы трое суток вообще не было Интернета. Но при этом мы ездили с подругой по городу, и в некоторых домах Интернет был, у кого была спутниковая тарелка по-моему, но там не ко всем ресурсам доступ был тоже. VPN сначала работал, но потом перестал. Но через госоператоров невозможно было пользоваться Интернетом.
«А в Алматы трое суток вообще не было Интернета».
Р.: Какие у Вас сейчас имеются мнения по поводу этих ограничений доступа?
ДО: Тут мнения разделились. Часть людей считает, что этого нельзя было делать — ограничивать людей в доступе к Интернету. Это усиливало уровень тревожности и паники людей, которые находились в информационном вакууме. Потом Правительство, видимо, поняло, что это будет провоцировать ненормальное поведение, потому решили включать как-то. А другая часть людей уверена, что это правильно было сделано во время вооруженных восстаний, чтобы террористы не могли поддерживать связь. Но я думаю, террористы имели свои каналы связи. В целом, Международные организации даже больше осуждали отключение Интернета в Казахстане, чем сами казахстанцы. Люди просто хотели свою жизнь спасти, какого-то сильного возмущения в обществе нет, большинство считает, что это были вынужденные меры, на которые пошли власти.
Р.: Ждете ли какие-то репрессии в отношении СМИ, которые освещали эти события? Какого-то закручивания гаек в отношении оборота информации?
ДО: Всех, кого хотели, уже наказали. Мы недавно делали статистику, сколько журналистов арестовали. По 10 суток ареста давали, но всех, кого арестовали, уже выпустили. Досрочно. Некоторые были ранены. Кто-то был вызван на допрос. Никто не сидит сейчас. Двоих журналистов задержали, но отпустили. Что касается прогнозов, с одной стороны, у меня оптимистический вариант развития событий. Если Президент пытается проводить сейчас какие-то демократические реформы, то он должен понимать, что нельзя журналистов каким-то образом прессовать и т.д. Мне очень хочется верить в это. Но второй вариант — пессимистический, потому что Президент сказал, что “так называаемые независимые СМИ были замечены в подстрекательстве беспорядков”. И он не пояснил, про какие независимые СМИ идет речь. Это вызывает тревогу и беспокойство, что кто-то может быть наказан. Но я думаю, что речь идет про иностранное радио Азаттык (прим. Радио свобода в Казахстане). Есть и положительный момент: недавно наше Министерство информации инициировало онлайн-дискуссию с приглашением правозащитников в области СМИ. Мы обсудили все случаи задержания журналистов, нападения на них, блокировок СМИ. И Министр сказал, что с этим вопросом еще будут разбираться.
«Министерство информации инициировало онлайн-дискуссию с приглашением правозащитников в области СМИ для рассмотрения всех случаев задержания журналистов».
Р.: И напоследок, расскажите нам историю судебного процесса с журналисткой, в котором Вы сейчас участвуете?
ДО: Действительно интересный кейс! Журналистка поймала депутата в Парламенте, в коридоре. Депутат известен тем, что у него неофициально несколько жен. В Казахстане по закону многоженство запрещено. Журналистка спросила у него, как он относится к многоженству в целом, как он лично к этому относится. Депутат стал очень нервничать и сказал “Да, я нахожусь в полигамном браке”. Она решила задать ему еще несколько вопросов, зашла за ним в лифт, и он ударил ее и сломал штатив от телефона. Вот эти последние моменты, когда телефон летит, и она вскрикивает, запечатлены на камеру. Она написала заявление и подала на него в суд. А он в этот же день сложил депутатские полномочия и улетел куда-то. Вчера был процесс, где он лежит на подушке в халате, говорит, что он в больнице, плохо себя чувствует. На самом деле видно, что он где-то в гостинице, и все у него в жизни прекрасно. Вчера было первое заседание. Процесс интересен тем, что в истории Казахстана никогда не было прецедентов, чтобы журналист по статье “воспрепятствование законной деятельности журналиста” выиграл в суде. Так что будет интересно посмотреть, чем закончится процесс!
Р.: Диана, мы желаем Вам удачи в этом судебном процессе! И спасибо большое за столько интересной информации!
UPD.: После публикации интервью стало известно, что журналистке отказали в исковых требованиях. Суд не увидел в действиях депутата злого умысла, и дело прекратили.
